ГЛАВА ПЯТАЯ

Где-то в небе летали космические корабли и спутники, а вдоль Морошки брели «первобытные люди».

Оказывается, нашим далеким предкам жилось не очень-то легко. Чуть не на каждом шагу их подстерегали неожиданные препятствия. Первым таким препятствием стала не широкая, но бурная речушка, впадавшая в Морошку.

Хорошо обыкновенному, ну, не первобытному человеку. Надо ему перебраться через реку — пожалуйста, он построит мост или сделает лодку. А каково первобытному?! У него даже порядочного железного топора нет, а пилы — тем более. Один выход — плыви. А куда рюкзак денешь или лагерный горн? Да еще речка так стремительно несется, так бурлит и вода в ней такая холодная, что думать о плавании не хочется.

Постояли Ко и Па на берегу и задумались.

— Что делать будем? — растерянно спросил на чистом русском языке первобытный человек Ко.

— Пойдем вверх, может, где-нибудь она поуже станет, тогда переберемся, — отозвался Па.

Пошли первобытные люди. По дороге Па часто нагибался и рвал какие-то продолговатые зеленые листья. Когда у него набрался целый пучок, он затолкал его в свой первобытный вещевой мешок. В другом месте Па заметил поляну, усыпанную красными звездочками саранок. Не сказав ни слова, он побежал туда. Сын Леопарда рассердился и закричал:

— Ты что, цветов не видел? Не до цветов нам сейчас. Переправу искать надо, а он букетики собирает. Да и где ты видел, чтобы первобытный человек цветы нюхал?

Павлик действительно ни разу за свою жизнь не видел первобытного человека, нюхающего цветы. Несмотря на это, он ответил:

— Иди помогай!

Ко подошел и увидел, что Па вырвал из земли белые, похожие на дольки чеснока, корни саранок.

— Помогай, — повторил он.

— Зачем это?

— Мы же первобытные, — ответил Па. — Скоро надо будет ужинать, а у нас, кроме конфет и печенья, никаких витаминов нет. А эти корешки вкусные.

Сын Леопарда недоверчиво выкопал один корешок, отломил дольку, повертел ее в руках и бросил.

— Еще отравимся, — сказал он.

— Не отравимся, — возразил Па, продолжая вырывать клубни.

Копать корни саранок Ко отказался. Вот если бы попался пещерный медведь, с ним можно было бы сразиться. А то корешки! Ко уселся на кочку, поджидая, когда его товарищ окончит свое пустое занятие. Но Па не спешил. Он набил клубеньками полные карманы, и только тогда путешественники побрели дальше.

Солнце уже начинало склоняться к закату, а так как первобытные люди тоже иногда любили поесть, то неудивительно, что Ко и Па решили подкрепиться.

Ко достал кулек с конфетами и печеньем, Па вымыл в реке клубеньки саранок, и ребята уселись на берегу. Конфеты слиплись в один сплошной комок. Ко объявил, что это мясо бизона. Пока он разрезал его ножичком, откуда-то налетели пчелы.

— Могут ужалить, — справедливо решил отважный Ко, — давай отойдем подальше. Здесь, наверное, их гнездо.

Он когда-то читал, что первобытные люди добывали мед диких пчел, но говорить об этом своему соплеменнику Па не стал. Этот Па сразу загорится и кинется искать, где тут у пчел их гнездо и соты с медом. И тогда пчелы их обязательно искусают.

Первобытные люди прошли еще метров сто. Огляделись. Пчелы поблизости не летали.

— Давай здесь, — предложил Ко.

Все было хорошо, пока Ко не развернул конфеты (или мясо бизона — это одно и то же). Как только он их развернул, над головами ребят стала кружиться пчела, потом она улетела и быстро вернулась с подругой, а за подругой появилась еще подруга, а потом все новые и новые. Пчелы загудели вокруг мальчишек, и особенно много их вертелось вокруг Кости.

— Да что вам надо?! — замахал руками Ко и сразу жестоко поплатился: какая-то рассерженная пчела больно ужалила его в руку.

Бывшие пионеры, а ныне первобытные люди, подхватили свои вещи и побежали. К счастью, пчелы их не преследовали. Но удивительное дело: как только ребята опять остановились и развернули конфеты, раздалось угрожающее жужжание. На этот раз Костя не стал ожидать, когда его опять укусят, а сразу пустился бежать.

— Давай есть на ходу, — предложил Па. — Это они на конфеты летят.

— Давай, — согласился Ко. — Наверное, первобытные люди тоже кое-когда на ходу ели, если, например, их преследовали шакалы.

Есть на ходу было не совсем удобно, но зато безопасно. Ребята съели и конфеты, и печенье (хотя отложили их как неприкосновенный запас), и корешки саранок. Правда, Ко сначала только посматривал, как Па аппетитно пережевывает белые дольки, но вскоре убедился, что с приятелем ничего не происходит, и сам стал их есть.

А речушка все бурлила и бурлила навстречу путникам... Никто не догадался перебросить через нее мостик, пусть самый плохонький, или просто бревно, по которому удалось бы перебраться на другую сторону. Никто не забыл на берегу лодки. Да ведь этот «никто» и не знал, что здесь появятся первобытные люди.

Усталые поднялись Ко и Па на бугорок и увидели неподалеку большое озеро.

— Дальше не пойдем, — заявил Па. — Сделаем здесь шалаш, переночуем, а завтра вернемся к Морошке. Может, там кто-нибудь проедет и увидит нас.

Только сказал это Па, как в той стороне, где осталась Морошка, застучал лодочный мотор.

— Давай сейчас возвращаться, — заторопился Ко.

— Сейчас не успеем. Видишь, солнце садится. Пока светло, надо сделать шалаш, а то где спать будем?

— Как ты его сделаешь? У нас ни топора, ни лопаты нет.

— Вот и хорошо, — засмеялся Павлик. — Первобытные тоже жили без лопат.

Костя покорно поплелся за приятелем к берегу озера. Там он нехотя, подчинившись Павлику, стал ломать тальник. А Павлик сооружал шалаш так умело, как будто был первобытным мастером по строительству шалашей. Наломав веток, он заострил каждую с обеих сторон и повтыкал в землю так, что получились дуги. Потом переплел дуги продольными прутьями и набросал сверху веток и травы.

Через полчаса шалаш был готов.

Павлик собрался рыбачить. Косте он наказал развести костер. Когда Павлик скрылся за высокими кочками, Костя решил немного полежать. Спина у него, обожженная еще на плоту, горела, рука, которую ужалила пчела, болела, хотя Костя и прикладывал к ней по совету Павлика сырую землю, ноги устали. Какой уж здесь костер! Бывший капитан «Бор-Боса» улегся на траве возле шалаша, но скоро его оттуда прогнали осмелевшие к вечеру комары. Костя перебрался в шалаш и не заметил, как задремал. Разбудила его знакомая песенка:

              Эх, лингданданя. 
              На отмели поутру
              Мечет сазан икру...

Большое желтое солнце опускалось где-то за Морошкой; казалось, что оно шевелится, словно позевывает. Рядом с шалашом весело потрескивал жаркий костерок, возле него на корточках сидел Павлик. В обеих руках он держал над костром прутья, а на концах прутьев покачивались косатки.

              Воду косатка пьет,
              Словно соску сосет, —

напевал он вполголоса.

Поджаренные косатки аппетитно пахли, и Костя выбрался из шалаша.

— Доставай соль, — командовал Павлик, — ужинать будем.

— У меня нет соли, — виновато ответил знаменитый путешественник Костя.

— Поищи в моей сумке, у меня есть.

Костя перерыл все имущество Павлика, уколол палец крючком, но соли не нашел.

Павлик не поверил, долго искал сам, наконец сказал:

— Мы же мясо солили на плоту, помнишь? Куда же она девалась?.. Ну ладно, будем есть без соли.

Он снял с палочки жирную косатку и с аппетитом стал ее есть, закусывая листьями, которые нарвал дорогой.

— Это же черемша, — протянул он Косте несколько листьев, — бери. Что ты на меня так смотришь?

Костя попробовал горькую черемшу, пожевал несоленую косатку и решил: «Нет, все-таки первобытным людям жилось не так уж хорошо. Даже, наверное, мясо мамонта без соли не очень вкусное».

Подкрепившись, ребята забрались в шалаш, подложили под головы вместо подушек свои рюкзаки и скоро, прижавшись друг к другу, задремали.

Разбудили их раскаты грома и шелест дождя о ветки. Потом гром загрохотал прямо над шалашом, и припустил проливной дождь. Одна за другой холодные капли стали просачиваться сквозь ненадежную крышу и капать на шеи, спины и ноги скрючившихся искателей приключений. Капли еще можно терпеть, но скоро они превратились в струи и промочили и Борисова и Киле. Хорошо, что гроза ушла куда-то в сторону. Дождь перестал, но оставаться в промокшем насквозь шалаше было нельзя: чуть только кто-нибудь из приятелей шевелился и прикасался к стенкам, как на него сразу сползали затаившиеся в ветках капли, а то и сбегала целая струйка.

— Сейчас я разожгу костер, — на радость Косте сказал Павлик и полез в карман за спичками. Но спички отсырели, и ни одна из них не зажигалась.

— Костя, у тебя есть спички? — спросил Павлик.

— Что я, курящий, что ли?

— Как же ты в поход собирался? Компас взял, карту не забыл, а спичек у тебя нет.

Костя хотел ответить, что настоящие путешественники могут разжечь костер увеличительным стеклом, или высечь искру из кремня, или найти еще десять способов получения огня, но промолчал: а вдруг Павлик скажет: «Ну вот давай — добывай огонь, раз ты такой умный!»

Ребята выбрались из шалаша. Из-за обрывков пробегавших по небу туч светила луна. Разбуженные громом и дождем лягушки, чтобы скоротать ночь, решили повеселиться и в болоте за озером старательно выквакивали свою лягушечью песню. Что-то темное притаилось под каждым кустом. Костя поежился и окончательно перестал завидовать первобытным людям. И вдруг путешественники увидели на другом берегу озера поблескивающий сквозь деревья огонек. Мальчики разом подтолкнули друг друга и показали в сторону огонька.

— Далеко, — определил Павлик. — Это только кажется, что близко. Но далеко — недалеко, а идти все-таки надо — шалаш промок. — Он подумал еще немного и окончательно решил: — Пошли!

Костя осторожно натянул лямки рюкзака на свои пострадавшие от загара плечи и двинулся за Павликом.

Если наши первобытные предки бродили по ночам, то им действительно завидовать нечего. Мальчишек сразу же промочила до пояса сырая трава. Кочки, словно живые, лезли под ноги. Кому-то понадобилось как раз там, где шли Борисов и Киле, понарыть ям, в которые то и дело оступались ноги. Комары, изголодавшиеся во время дождя, свирепо пищали, подбадривая друг друга на разбойные дела, и впивались там, где их трудно было пришлепнуть.

Костя еле поспевал за Павликом и несколько раз просил его идти потише. Павлик шел тише, но ему очень хотелось быстрее добраться до таинственного огонька, где, наверное, сидели в тепле люди, и он незаметно для себя ускорял шаг. А тут еще впереди в камышах кто-то противно и пронзительно замычал. Ребята от неожиданности присели. Наступила такая тишина, что Костя услышал, как у него стучит сердце.

— Что это? — шепнул он.

— Это... Это... Не знаю, — тоже шепотом ответил Павлик.

— Может, вернемся? — предложил Костя. Оставленный ими отсыревший шалаш казался ему сейчас уютным и надежным убежищем. Павлик колебался. Огонек впереди все еще мерцал, словно указывал дорогу. Осторожно приподнявшись, Павлик поднес к губам горн и, вдохнув побольше воздуха, громко затрубил. Горн теперь был у ребят единственным оружием, и он сделал свое дело: в камышах послышалась возня, плеснула вода, и, замычав по-бычьи, в небо взлетела большая птица.

— Выпь, — облегченно сказал Павлик. — Пошли, первобытный Костя.

— Иди ты со своим первобытным! — рассердился Костя.

А выпь уже кричала где-то на другом берегу, и хотя мальчишки знали, что это простая болотная птица, слушать ее все-таки не хотелось.

Ночью дорога всегда кажется длинней, а очертания самых обычных березок — необычными. Путешественники сначала приглядывались к кустам, не затаилась ли там какая-нибудь опасность, но потом осмелели, попривыкли и старались только идти побыстрей и меньше падать. Дважды из-под ног у них испуганно взлетали птицы, пугая ребят, один раз с писком юркнул в траву какой-то зверек. А мальчики все шли и шли. Огонек то прятался за деревьями, то снова мерцал. Наконец приятели почувствовали под ногами тропинку, а огонек превратился в маленькое освещенное оконце.

— Избушка! — шепнул Павлик.

Мальчики с минуту потоптались на месте, приглядываясь и прислушиваясь. В избушке стояла тишина.

— Пошли, — позвал Павлик.

— Пошли, — согласился Костя.

Но никто из них не двинулся с места.

— Пошли, — опять сказал Павлик.

— Пойдем, — из-за спины Павлика не очень твердо выразил свое согласие Костя.

Ребята сделали несколько шагов и снова остановились.

В это время свет в окошке заморгал и потух. Этого друзья никак не ожидали. Павлик взглянул на товарища и решительно зашагал к избушке. Костя хотел остаться на месте, — ведь бывает же, что один человек идет в разведку, а второй ждет. Но стоять одному в темноте еще страшней, чем идти к неизвестно чьему убежищу, и Костя догнал Павлика.

В темноте можно было подумать, что это та самая знаменитая избушка на курьих ножках, без окон, без дверей, про которую отлично знают из сказок все дети, потому что найти в ней дверь оказалось действительно непростым делом. Приятели обошли избушку вокруг, но входа не обнаружили. Тогда они стали щупать стены — и опять двери не нашли.

Подумав, Киле решился и постучал в оконце. В избушке как будто только этого и ждали: Павлик еще продолжал стучать, а рядом с окошком, весело заскрипев, распахнулась дверь.

— Ну, ну, айда, парнишки, заходите, — пригласил человек, открывший дверь.

Он чиркнул спичку и, когда ребята вошли, зажег свечу.

— Закутай дверь плотней, — сказал человек Косте, — а то гнус налетит.

Костя догадался, что «закутай» значит «закрой», и поспешно прикрыл дверь.

Хозяин избушки был бородат и лыс.

— А я вас давно приметил, — он окинул ребят настороженным взглядом. — Загасил свечу, вижу —  у землянки мальцы топчутся. Что, думаю, за полуночники? Откудова вы такие нарядные?

Костя и Павлик переглянулись и прыснули от смеха. За эту ночь они промокли и изрядно вымазались. Посмотрела бы на них Ида Сергеевна, какие они «нарядные»!

— Из лагеря мы, — объяснил Костя и, как воспитанный человек, добавил: — Здравствуйте!

— И вы будьте здоровы, — улыбнулся старик. — Как же вы с Утиной протоки сюда попали?

Мальчики, поправляя друг друга, стали рассказывать о своих приключениях. Правда, они умолчали, что путешествовали на фрегате «Бор-Бос», а сказали, что плыли просто на плоту. Не узнал дед и о первобытных людях. Но это не меняло дела.

— Так, так, — произнес старик, когда приятели кончили свой рассказ. — Есть-то, поди, хотите?

Костя и Павлик переглянулись, разом проглотили слюну, а Костя спросил:

— Соль у вас, дедушка, есть?

— Соль-то? Соль найдется. Да тебе она зачем?

— Да вон Павлик кормил меня косатками без соли...

— Ну, у меня еда соленая, — сказал дед и поставил на стол котелок с ухой.

Уха была еще горячая, крепко приправленная диким луком и, конечно, соленая. Путешественники вооружились деревянными ложками и без лишних церемоний навалились на уху.

Даже повариха тетя Настя, а ей приходилось кормить пионеров и с плохим, и с хорошим, и с очень хорошим аппетитом, окажись она здесь, удивилась бы несказанно. Да и сами едоки с изумлением взглянули друг на друга, когда их ложки застучали о дно котелка. Неужели это они вдвоем съели столько ухи? И гости виновато посмотрели на своего хозяина.

— Ничего, — понял их замешательство дед. — Рыбешка у меня имеется. А не будет — поймаем. У меня ее, рыбу-то, даже печка ловит, — и старик махнул в сторону неуклюжей печи, сложенной в углу избушки.

Мальчишки недоверчиво заулыбались: шутит, мол, дед. А старик, заметив, что его ночные гости сомневаются, продолжал:

— Правда, правда. Прошлым летом, в большую воду, эта печка пять сомов поймала. Да каких сомов, во! — и дед широко развел руки. — Если жарить, то каждый на два противня дели — в самый раз будет. И как все случилось... Разлилась матушка-Морошка и мою избенку затопила. Сошла вода, я и думаю: поеду, посмотрю, цела ли изба? Приезжаю, смотрю — стоит. Дверь открыл, захожу. Слышу, кто-то в печке ворочается. Заглянул — батюшки! В печке сомы. Я их оттуда кочергой. Во как! — старик, довольный, усмехнулся. Заметив, что глаза у ребят слипаются, он поднялся. — Ну, закусили— и ладно, а сейчас спать. Завтра я отвезу вас на тот берег. Лодчонка у меня есть, а там сами действуйте, Я бы вас и до лагеря довез, да мне домой к бабке надо, потеряла, поди. Я ведь здесь только рыбачу, а живу с бабкой в деревне.

Мальчики поблагодарили хозяина и улеглись в углу на ворохе свежего сена. Оно пахло зелеными лугами, земляникой и летом. У Павлика в глазах сразу побежали волны, а на них запрыгал поплавок. Костя же хотел придумать, как будет оправдываться перед Идой Сергеевной, но не успел, потому что мгновенно уснул.

Старик почистил висевшее на стене двуствольное ружье, разулся, посмотрел в темное окошко, дунул на свечу и тоже улегся на сене. И ему приснилось, что он пионер, носит красный галстук и трубит на горне, а его бабка сидит на завалинке и грозит ему пальцем.